Жестокий детский дом: советское прошлое и российское настоящее
8 МИФОВ О ДЕТСКИХ ДОМАХ или что там происходит на самом деле. Говорят дети-сироты
Поделиться:
Миф – вымышленная история или верование, которое препятствует осознанию реальности, иногда противопоставляется науке.Сегодня мы поговорим о мифах, связанных с детскими домами и об удобной с психологической точки зрения вере огромного количества людей и о том, как там живется по-настоящему.
МИФ 1: Детский дом помогает в социализации
Ваня, 16 лет (в приемной семье с 10 лет)
«Ненавижу вспоминать детский дом. Я сейчас это рассказываю, чтобы других тоже забрали. Нас в детском доме было больше 100 человек. Жили вперемешку, потому что мальчиков было больше, но воспитатели были по возрастам распределены. Просто, чтоб вы понимали, я приехал домой, и был как дикарь. Не знал, куда выкидывать мусор, что убирать в холодильник, а что можно оставить. Вообще не понимал тему, что еда может портиться. Денег в руках не держал, на цены в магазине вообще не обращал внимания, вот лежит, ну и пусть берут мне, думал.
Стиральный порошок кончается, мокрое полотенце на сушку вешать, обувь на разные сезоны нужна, все вот эти вещи, я ничего этого не знал. А еще про выбирать, я не мог решить сам ничего, мама говорит: «Вань, сначала гулять или уроки?», и я в ступор впадал, ждал, что мне скажут, чтобы подчиниться. После снега ботинки надо поставить сушиться, рваное можно починить, еда не сама в тарелках появляется. Мы ничего там не умели, как тупое стадо жили. Я вырвался, я спасся. Ну, меня спасли, точнее».
Система детских сиротских учреждений построена таким образом, что растит потребителя. Как, не обслуживая, организовать под одной крышей достойное содержание большого количества детей? Это просто невозможно. Дети растут в убеждении, что белье само становится чистым, картошка всегда порезана и пожарена, а чай – уже с сахаром.
Быт – неотъемлемая часть жизни любой семьи, это то, чего лишен ребенок в детском доме. В результате выход в самостоятельную жизнь становится для него шоком.
МИФ 2: Дети из детских домов не хотят в семью
Кристина, 17 лет (воспитывается в детском доме)
«Первый раз меня хотели взять в семью, когда мне было 7 лет. Мне ужасно понравились те люди, женщина была такая добрая, с теплыми руками. Но потом девчонки мне стали говорить, что меня будут бить, что у них свои дети есть и они будут надо мной издеваться. Короче, я вообще к ним выходить не хотела, меня психолог притащила, а я вела себя как дура. Грубила и сказала, что я в их вонючий дом не хочу. Мне до сих пор стыдно. Если бы они пришли еще раз, я бы точно к ним пошла, но они не пришли.
Еще раз меня хотели забрать, мне уже 12 было. Тогда Оля, мы с ней в комнате жили, сказала, что она в семью ходила и там пропали деньги и все на нее повесили. Что и со мной так будет. Они еще были из другого города, я подумала, что меня там отправят в какой-то новый детский дом и написала отказ от того, чтобы к ним в семью идти. Они меня так уговаривали, говорили даже, что, наверное, мне наговорили чего-то, что это не так. Но я уже молчала. А через год выходить, никого нет у меня. Жалею сейчас».
Детям нужны отношения – прочные и близкие. Только это дает им ощущение устойчивости в мире и силы жить. Только постоянное участие в жизни ребенка значимого взрослого позволяет личности раскрыться, реализоваться. Такие отношения возможны только в семье. Страх неизвестного, травматичный опыт взаимодействия со взрослыми в прошлом, истории возвратов и отказов от приемных детей, заставляют воспитанников детских домов отказываться от жизни в приемной семье.
Детей более старшего возраста можно брать домой в гости, постепенно знакомя с жизнью в семье, не давя и не настаивая на резкой смене обстановки.МИФ 3: Только детский дом сделает «людей» из детей алкоголиков и наркоманов
Андрей, 13 лет (воспитывается в приемной семье)
«Родители (*приемные) ко мне пришли, когда мне было 11 лет. Я уже пробовал водку и курил. Они меня увидели в передаче, папа сказал, что я похож на него. Я к ним пошел сразу, мне не нравилось жить в детском доме, всегда семейным в школе завидовал.
Я ничего не рассказывал о детском доме первое время, думал, что они от меня откажутся. Потом мы стали говорить о том, почему я вообще там оказался. Родители пили в общем, и меня забрали у них. Я никогда не буду пить. А если бы там остался, точно бы бухал, что там еще делать. Там все пьют».
По статистике, только 10% выпускников детских домов справляются со взрослой жизнью. Большинство не доживает до 40 лет, многие спиваются, совершают правонарушения, оказываются в тюрьме, повторяют судьбу биологических родителей.
ИФ 4: Дети из детских домов рады любому вниманию
Оля, 14 лет (воспитывается в детском доме)
«Мы – зверушки в контактном зоопарке. Приезжают, фоткаются с нами. Все такие добренькие, бесит страшно. Гости из разных компаний-спонсоров входят в наши комнаты, и мы еще должны радоваться. Я их что ли приглашала? Или на экскурсиях. Всегда все вокруг знают, что детдом привезли. И все смотрят. Как будто у нас у каждого на лбу будет светиться краткая история того, как в детдоме оказался. Это же им всем интересно. По-любому каждый разговор к этому свернет. А здесь, в детском доме, нам все равно – попал и попал».
Люди, которые не имеют опыта взаимодействия с сиротами, действительно считают, что ребенок, лишенный участия в его судьбе, страдающий от недостатка внимания, в любой момент своей жизни рад общению со взрослым со стороны. На самом деле, воспитанники детских домов с настороженностью и часто равнодушием воспринимают попытки незнакомых людей проявить к ним интерес. В жизни этих детей за годы сменились десятки воспитателей, учителей, волонтеров и кандидатов в приемные родители. Только постоянное, долгое и осмысленное участие в жизни такого ребенка может вызвать у него доверие и желание делиться своими проблемами, принимая помощь и советы.
МИФ 5: Воспитание в коллективе – то, что нужно детям
Сания, 23 года, выпусница детского дома. Отрывок из книги «Я – Сания» (автор Диана Машкова)
«Нас звали «Всеееее-встаааали» и «Всееее-выыыышли». А еще «Идите-сюда». И мы — много-много детей — существовали в доме ребенка как единое целое. Как стадо овец. Даже не так — как одна большая овца под общим названием «бесссстолочи». «Все-оделись», «Все-доели», «Все-встали», «Все-сели». Нас звали так…»
«Мы не догадывались, что у каждого человека — даже ребенка! — есть свой день рождения. Не понимали, что значит радость. Человеческое тепло. Любовь. Да о чем это я? Многие из нас никогда не слышали собственных имен. Мы просто существовали, трясясь от страха двадцать четыре часа в сутки. Боялись взрослых до умопомрачения, до судорог, до энуреза. Шарахались от них и всегда молчали. Единственное чувство, которое мы тогда испытывали, — был СТРАХ. И он остался со мной надолго».
Этот миф возник в результате весьма странного переосмысления советской педагогикой опыта А.С.Макаренко. Социальные сироты – это дети, пострадавшие от собственных родителей, или вообще никогда их не видевшие. Часто это дети маленькие, которым до опыта отношений с коллективом сверстников необходим опыт отношений со значимым взрослым, а его учреждение дать не может. После выхода из детского дома они не способны создавать полноценные семьи и растить своих детей – они просто не знают, как это делается.
Сегодняшним подросткам, особенно с трудным поведением, было бы очень полезно получить опыт самостоятельности: зарабатывать на свои расходы, принимать решения, планировать свою деятельность и отвечать за нее. Коллективное воспитание не может помочь детям-сиротам в главном: дать опыт нормальной семейной жизни. Много лишенных самостоятельности детей под одной крышей – это не коллективное воспитание, а казенный дом.
МИФ 7: У них там все есть
Саша, 16 лет (воспитывается в детском доме)
«На гостевой меня иногда брали воспитатели или учителя. Это был кайф. У них у всех дома так вкусно пахло. Можно было просто сидеть, ничего не делать. Никто не дергал. Хочешь – включи телек, хочешь – сходи в душ. Просто такая свобода, сделать чай, выйти на улицу. Я рад, что это было. Сейчас я взрослый, и не зовут».
Дети в детских домах действительно обеспечены всем необходимым для жизни. У них есть еда, одежда и кровать. Только этого недостаточно. Просто потому, что все это общее. Ребенка переводят из учреждения в учреждение без его согласия, кормят, не спрашивая, любит ли он это, выбирают одежду, не учитывая моду и предпочтения. У них все есть, кроме индивидуальности и личного отношения.
МИФ 8: После выхода из детского дома ребенок обеспечен всем необходимым
Антон, 17 лет (воспитывается в детском доме)
«Мне некуда идти. Я боюсь этого дня, когда нужно будет уйти из детского дома».______________________________________________________________________________
Очень многие считают, что сразу после выхода из детского дома на ребенка проливается золотой дождь в виде банковских накоплений и комфортабельной квартиры в центре города. В реальности сумма, которую получает 18-летний, не умеющий распоряжаться деньгами ребенок, кончается, примерно, месяца за три. Неумелые вложения, желание стать обладателем модных вещей, отсутствие опыта самостоятельной жизни – все это приводит к печальным последствиям.
Очередь на квартиры для сирот в некоторых регионах составляют 5-7 лет, до этого молодому человеку предлагается жить в общежитии, где компания никак не способствует здоровой и нормальной жизни. А порой и вообще проблема с их жильем не решается никак. Также важно учитывать то, что по закону отдельную квартиру получают только дети, которые не были нигде прописаны либо их жилье признается аварийным. Большинству же изъятых из неблагополучных семей детей предлагается после 18-летия вернуться к своим “родственникам”.
Возвращаться к чужим, часто агрессивно настроенным и ведущим асоциальный образ жизни чужим людям не сильно хочется, и так выпускники детских домов оказываются на улице совершенно одни.
Более 80% детей-выпускников детских домов не доживают до 40 лет – многие из них спиваются, умирают от передоза, садятся в тюрьму, погибают в пьяной драке или замерзают на улице. К сожалению, даже хороший детский дом все равно не дает ребятам впитать правильную модель семьи, отношений. Лучшее, что можно сделать для детей-сирот – это найти им приемную семью.
Жестокий детский дом: советское прошлое и российское настоящее
Читайте также
«Хочу обратно в детдом!»
Как пенсионерка и президент России дому ребенка помогли
«Вы, правда, верите, что все дети из детдомов — от алкоголичек и наркоманок?»
Профессор Виктор Малеев: «Жизнь и детский дом приготовили меня к профессии»
Читайте также
Если вы давно думаете о том, чтобы взять ребенка из детского дома, и не знаете, с чего начать
Как взять ребенка из детского дома под опеку
Детский омбудсмен во Владимирской области Геннадий Прохорычев в самом начале нашего общения признался в том, что долго не хотел возвращаться к теме насилия и жестокого обращения в сиротских учреждениях. Но нашумевший случай в омской школе-интернате, где четверо подростков избивали своего сверстника, снимали это на смартфон и выкладывали видео в сеть, побудил Геннадия Леонардовича заново осмыслить проблему насилия и даже посмотреть на нее сквозь призму собственного сиротского прошлого, которое представлено в фотографиях из его личного архива.
— Расскажите, какие виды насилия бывают в детдомах, приютах и других сиротских учреждениях? Объясните, пожалуйста, механизмы возникновения ситуаций насилия.
— Случаи деструктивного, жестокого поведения, разнообразные формы насилия по отношению к детям (в том числе и в кровной, и в замещающей семье) распространены в современном обществе. Сообщения о них регулярно попадают в СМИ. В любой образовательной организации независимо от организационной формы — колония для несовершеннолетних преступников, школа закрытого типа, детский дом, коррекционная школа-интернат, реабилитационный центр (приют) для детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, дом ребенка, детское отделение психиатрической больницы, школа, кадетский корпус, загородный лагерь — могут возникнуть ситуации насилия и так называемой дедовщины.
Насилие в детских домах было всегда, еще во времена Советского Союза. Внутренняя социальная структура таких учреждений — конечно, не всех — строилась по модели отношений преступного мира и в соответствии с «зоновскими» правилами поведения. Вопросы дисциплины в детском доме отдавались на откуп взрослым ребятам, что поддерживало дедовщину и насилие старших над младшими. Были и такие случаи, когда воспитатели избивали детей, считали это правильным и необходимым воспитательным моментом.
Утренняя гимнастика. Специально для фонда «Измени одну жизнь» Уполномоченный по правам ребенка предоставил свои детские фотографии.
Приведу примеры из своего детства. В дошкольном детском доме с детьми от 3 до 7 лет за любую провинность воспитанников клали на перекладину кровати и били палкой. Голыми ставили в угол на соль или гречку. Наказывали едой. Кололи руки иглой тем детям, у которых номера на одеялах отрывались. Как на зоне, у меня был номер 73, а у моего брата-близнеца — 89. Номера очень часто отрывались. Поэтому упомянутые экзекуции мы испытывали на себе не раз.
Но самый бесчеловечный «воспитательный» прием был другим, он назывался «профилактическим мероприятием» для тех, кто плохо себя вел. Выбирался ребенок, которого заставляли мазать лица других детей отходами человеческой жизнедеятельности.
Перед приездом какой-либо комиссии нас раздевали догола, осматривали на предмет синяков, чтоб мы — не дай Бог! — не сказали, что это вызвано действиями воспитателей.
Когда ребенок не знает других методов воспитания, и у него нет опыта отношений любви и добра, он считает, что так и устроен мир, что это норма поведения взрослых людей. Мы, дети, привыкли к насилию со стороны взрослых, считая, что так и должно быть. И эта подмена, происходящая в сломанном сознании ребенка, — самая страшная, которую во взрослой жизни очень сложно исправить.
Когда нас переводили в школьный детский дом, я спрятался под кровать, чтобы меня не увезли. Я не знал ничего, кроме моего детского дома, меня пугали перемены. Особенность детского восприятия, заложенная природой, — принимать все за чистую монету. Ребенок может выжить и привыкнуть к невыносимым условиям существования и неприемлемым способам общения со взрослыми или сверстниками. Что-то подобное происходит в неблагополучных семьях, где родители злоупотребляют алкоголем, пренебрегают основными потребностями ребенка и систематически истязают своих детей.
— Геннадий Леонардович, что происходит в российских детдомах сейчас, есть ли проблемные учреждения в той же Владимирской области?
— Ситуация с насилием различается в зависимости от региона РФ. Например, за Уралом детских домов все еще очень много, и в них достаточно много детей. Там ситуация меняется очень медленно, и все проблемы, которые были в советских детских домах, существуют и сегодня.
До недавнего времени во Владимирской области было 22 детских дома. В каждом воспитывалось более 100 детей. Но с развитием института приемной (замещающей) семьи и системы усыновления количество детских домов сократилось. В настоящее время их осталось всего десять. Это маленькие, устроенные по семейному типу учреждения. В них есть все для полноценного развития ребенка, материальная база очень хорошая. В каждом — от 15 до 40 детей, всего по области 280 воспитанников.
Тяжелых случаев насилия во Владимирской области не было давно. Но случаи жестокого обращения и насилия в подростковой среде все же есть. Как правило, они скрываются руководителями учреждений, чтобы избежать скандала. Довольно часты случаи, когда старшие отнимают деньги или просто понравившуюся вещь у младших, посылают их за сигаретами, понуждают ребенка что-то сделать вместо себя; дети воруют. По сути, дедовщина в детских домах продолжает существовать, она пока не побеждена.
— А с чем вы связываете позитивные изменения?
— В первую очередь, с увеличением количества усыновлений и развитием института замещающих семей. Многие дети, оставшиеся без попечения родителей, минуют детские дома и находят новых родителей. И это правильно.
Ужесточение уголовного наказания за преступления против жизни и половой неприкосновенности несовершеннолетних также дает результат и помогает предупреждать преступное поведение. Организация профессиональной переподготовки специалистов стала системным явлением в педагогической практике.
Открытость детских домов для некоммерческого сектора и тех НКО, которые работают в сфере защиты детства, во многом меняет воспитательную практику детского дома и психологический облик сотрудников учреждений. Важно также и изменение национального законодательства в пользу реорганизации системы детских домов, их внутреннего содержания и обеспечения, переосмысления методических практик и системы подготовки кадров, соответствующих новым реалиям и вызовам современной России.
— Каковы, на ваш взгляд, эффективные инструменты предотвращения жестокого обращения?
— Во-первых, это ответственное, неравнодушное отношение губернатора области, а также регионального правительства к этой проблеме. Губернатор должен иметь реальную картину происходящего в регионе. И самое главное — должен иметь искреннее желание менять существующий порядок вещей в лучшую сторону, тотально бороться с насилием в сиротских учреждениях.
Во-вторых, профессиональный и ответственный директор детского дома. Все очень просто, но вместе с тем и непросто. Ребенок переступает порог образовательной организации, в данном случае детского дома, и всю полноту ответственности (в том числе и уголовной) за жизнь, здоровье, воспитание и образование несет руководитель. Он должен хорошо понимать, что за его спиной негласно стоит следственный комитет и прокурор, которые в случае противоправных действий в учреждении определят меру ответственности руководителя.
«Делаем вид, что смотрим телевизор. А на самом деле — он выключен».
Поэтому директор — главная фигура, которая может остановить насилие в своем учреждении. Персональная ответственность директора очень велика. Он должен знать, что происходит в детском доме, каковы тенденции и перспективы развития детского коллектива, и при необходимости вмешиваться, корректировать. Планы воспитательной работы должны быть ясными, конкретными и эффективными.
В-третьих, это подготовленный педагогический коллектив единомышленников, который не должен работать формально, для галочки. Коллектив, который постоянно ищет новые педагогические подходы, методики, инструментарий для работы с детьми, оставшимися без попечения родителей. Основной задачей педагогов и воспитателей должна быть подготовка ребят к самостоятельной жизни в качестве сознательных взрослых, ответственных за себя и за свою будущую семью и детей.
Чтобы остановить дедовщину, директор и педагогический коллектив должны 24 часа в сутки находиться в стенах учреждения и знать, что в нем происходит, какие настроения среди воспитанников. Знать о каждом все: о его семье и родителях, состоянии здоровья, сильных и слабых чертах характера, сфере интересов, наклонностях, о том, при каких обстоятельствах он оказался в детском доме, есть ли травмирующие эпизоды в его семейной истории. Это необходимо, чтобы выстроить образовательную и воспитательную траекторию реабилитации и предупредить возможные риски развития деструктивного поведения.
Ни в коем случае нельзя выстраивать воспитательный процесс на основании принципа «старший все может» и за дисциплину отвечает он, перекладывая тем самым свою ответственность по поддержанию дисциплины в детском доме на плечи старших ребят. Старших нужно мотивировать на создание позитивной среды на основе ученического самоуправления. Необходимо выстроить воспитательную траекторию настолько четко и интересно, чтобы у ребят не оставалось свободного времени для деструктивного поведения.
Мой жизненный опыт подсказывает, что человек должен работать в детском доме по призванию. Идеалом в этом отношении для меня служит подвиг Януша Корчака, который не оставил сирот в тяжелый момент их жизни и пошел вместе с ними в газовую камеру. Это образ полной отдачи всего себя нуждающимся детям.
— Есть ли положительные примеры сиротских учреждений, в которых буквально на ваших глазах решилась проблема насилия?
— Да, это было в школьном детском доме, где я воспитывался. Нас было 140 ребят. Находился детдом в развалинах монастыря. Директор ничего не знал о том, что происходит в коллективе. А происходило многое из того, о чем мы говорили выше. Старшие развлекались, натравливая на нас овчарку Эльзу, а мы убегали. Они вешали в церкви кошек и собак, сдирали с них шкуры, а нас заставляли смотреть. Если кто-нибудь плакал, мазали лицо кровью убитых животных и били. Заставляли выпрашивать сигареты и деньги у селян. В Пасху требовали идти на кладбище в ночное время и собирать оставленную людьми на могилах родственников еду, отбирали новогодние подарки, принуждали драться между собой, а проигравшие должны были добежать по тонкому льду на другой берег пруда. Много чего еще было…
Дежурные по кухне.
И вот пришел в наш детских дом новый воспитатель-мужчина и практически сразу поменял существующие нормы: стали праздноваться дни рождения, появились занятия фотографией, музыкально-поэтические вечера при свечах и так далее. К нам стали приезжать специалисты из кинологического клуба служебного собаководства, мы стали ездить на экскурсии в другие города и ходить в походы.
Новому воспитателю не раз приходилось проявлять твердость характера и бороться с дедовщиной и насилием в детской среде. Помню яркий случай, когда воспитатель на спор пробежал десять километров с одним из старших ребят, чтобы доказать ему, что способный обижать тех, кто слабее, сам является слабаком. И доказал: тот старший нас больше не трогал.
Я до сих пор благодарен этому воспитателю, мы общаемся и дружим. Это — невымышленный пример неравнодушного взрослого человека, который поменял жизнь сирот в отдельно взятом детском коллективе. Низкий поклон ему и пожелания здоровья и всего самого светлого.
«Он добрый, хороший человек, но насиловал детей». Что происходит в российских детских домах?
Телеканал Би-би-си провел собственное расследование о насилии детей в российских детдомах, сняв документальный фильм под названием «Недетские дома». В этом году один из домов для сирот в Челябинске наделал много шуму, однако оказалось, что таких мест в России намного больше.
Санкт-Петербург
Саша, один из потерпевших
В Санкт-Петербурге от насилия со стороны взрослых людей пострадал Саша (имя изменено. – Примеч. ред.). Это произошло еще в 2004 году на школьной линейке: Саше тогда было 12 лет, к нему подошел мужчина и предложил подзаработать. Он отвел мальчика в подвал, закрыл дверь и изнасиловал его.
– Сначала я плакал, но он мне пригрозил. Ну, молчи, никому не говори, а то тебе будет плохо. Я пошёл наверх в группу, как будто ничего не было. Ну, я испугался. Потом пошёл на эти деньги купил себе что-то покушать, – вспоминает Саша.
Сейчас ему 26 лет, и он один из четырех официально признанных Следственным комитетом потерпевших по уголовному делу против пятерых человек – двух сотрудников и бывших выпускников детского дома в Санкт-Петербурге. Один из них дал показания, но потом отказался от них. Остальные обвиняемые настаивают на своей полной невиновности, и их родственники также уверены в этом.
По материалам Следственного комитета, преступления совершались с 2005 по 2010 годы, но некоторые несовершеннолетние воспитанники детдома говорят, что все творилось вплоть до настоящего времени.
Другой подозреваемый, из рассказа Саши, насиловал его и других детей в своем кабинете в школе. Он водил воспитанников на кофе, в «Макдональдс», предлагать улучшить оценки.
– Он всех там так угощал. Ну, он добрый, хороший человек, но он насиловал детей. Ну, меня насиловал и других. Ну, первый раз он предложил, когда я зашел в кабинет, сказал, здравствуйте. Вот и он стал предлагать, давай я оценки… Ну, не хочешь ли ты там подзаработать денег? Вот, а потом он как раз меня изнасиловал.
Третий подозреваемый, бывший воспитанник детдома, водил сирот на концерты благодаря «проходкам» от многочисленных знакомых из шоу-бизнеса.
27-летний Яша Яблочник – единственный из потерпевших, кто открыто общается с журналистами. По его рассказу, в первый раз его изнасиловали в 12 лет – это был тот же мужчина, что совратил Сашу. Затем насилие продолжалось в детских лагерях, куда ребята приезжали на каникулы.
Через некоторое время Яша отправился в агентство, где занимались съемкой фотомоделей. Кастинг проходил в обычной квартире. Ребят просили фотографироваться в одежде, затем раздеться, и на следующий день их заставили сниматься в порносъемках.
– Это был «сольник». Что такое «сольник»? Фотограф тебя на фото снимает, ты там позируешь, постепенно раздеваешься, становишься голым, мастурбируешь. Вот в принципе «сольник», – говорит Яша.
Мальчик продолжил сниматься в фото- и видеосъемках с другими парнями и девушками. Однажды фотограф заявил ему, что продолжить снимать Яшу и платить ему деньги, только если тот согласится с ним заниматься сексом.
За каждую фотосъемку Яша получал по 1000 рублей, за каждое видео – 1500. Это гораздо больше, чем 40 рублей в месяц, выделяемые государством на карманные расходы. Тогда Яша не понимал, что происходит, и просто покупал себе то, что хотел.
– Я тогда не испытывал никакого позора. Может быть из-за того, что был такой возраст – 13 лет, и я не понимал, что делаю. Я не понимал, что делает мой партнер. То есть к этим съемкам я относился чисто как к работе. Пришел, отснялся, получил деньги и ушел, – объясняет Яша.
Он добавил, что в этой порностудии снимался почти весь детский дом, но никто ничего не мог изменить. Только в прошлом году арестовали фотографа, который насиловал детей – из Астрахани его перевезли в Петербург, против него возбудили уголовное дело.
Саша и Яша из-за перенесенного пытались покончить с собой, их отправляли на лечение в психиатрическую больницу, а после выпуска они лишились жилья из-за «черных риэлторов». Сейчас Яша снимает квартиру и работает официантом, мечтает стать актером и путешествовать. Саша же работает дворником, хочет выселиться из служебной квартиры от шумных соседей и создать свою семью.
Челябинская школа-интернат
Зимой этого года Россию всколыхнул скандал в Лазурненской школе-интернате в Челябинске: несколько детей рассказали о насилии со стороны посетителей и преподавателей. В марте школу закрыли в связи «с режимом ограничения подачи воды», затем воспитанников развезли по лагерям на отдых и распределили по другим учреждениям.
В начале этого года приемные родители двух воспитанников школы застали подростков за занятием сексом. Мальчики после расспросов рассказали, что их этому научил некий Серега, который регулярно приходил к ним в интернат, водил на рыбалку на озеро, угощал едой и алкоголем, а затем насиловал в камышах.
Оказалось, что от сексуального насилия пострадало 7 мальчиков из трех семей Челябинска. С Серегой приходил еще один мужчина, а многих детей принуждали к сексу четверо педагогов. В феврале возбудили только одно дело – против Сергея К., того самого Сереги, остальных подозреваемых отпустили, они проходят в качестве свидетелей. Сотрудники интерната были отправлены на курсы повышения квалификации, но с февраля с детьми они уже не работают.
По словам одной из приемных матерей, их замучили проверками органы опеки, и из-за этого пришлось переехать из Челябинска в другой регион России. Все три семьи находятся под подпиской о неразглашении материалов следствия и не имеют права давать интервью.
– Это очень нехорошо со стороны ведомства, которое должно по идее поддерживать семьи и детей. Я понимаю, что мы не там, мы — здесь, издалека и по тому, что мы читаем в СМИ, создается впечатление, что вообще-то министерство не на стороне семей с детьми стоит, а почему-то на стороне потенциальных насильников, – говорит Елена Альшанская, член комиссии Общественной палаты России по поддержке семьи.
В самом интернате пропускать журналистов и давать им комментарии отказываются. Школу должны ликвидировать, однако там по-прежнему остаются люди. В заборе, окружающем здание, есть огромные дыры – на территорию через них может пройти любой желающий.
Уполномоченная по правам ребенка при президенте России Анна Кузнецова заявила, что изучала случай с этой школой-интернатом, но делать преждевременные выводы не хочет:
– Мы встречались с семьями … Мы выезжали в этот интернат. Мы смотрели сами документы. Мы проверяли всю работу, подняли все, что только можно. Мы нашли многочисленные нарушения. Причем они не только в сфере охраны жизни и здоровья ребенка. Но и соблюдения его законных прав. Это имущественные права и ряд других. Сейчас идет следствие. И, конечно, забегать вперед неправильно.
Владимирская область
Воспитанники в детдомах страдают не только от сексуального насилия. Геннадий Прохорычев и его брат-близнец Александр родились в 1971 году. Их мать умерла из-за пневмонии почти сразу после их рождения, и мальчики попали в детский дом.
– Я задавал вопрос, уже будучи взрослым: «Слушайте, а почему нас никто не взял?» А у советского гражданина была твердая убежденность в том, что государство воспитает, даст образование, [что] детский дом – это неплохо. И выросло целое поколение молодых родителей, которые вообще не понимали, что такое родительство, и не получили этот опыт, когда были детьми. И вот это усугубилось уже в последующем, в конце 70-х — 80-х годов, когда было огромное количество детских домов в Советском Союзе, в Российской Федерации, и это считалось какой-то нормой, – говорит Геннадий.
Сначала он пробыл в детдоме в Александрове, затем в Гусь-Хрустальном. Там над ним и другими детьми изощренно издевались – били палкой, когда они лежали на железных прутья кровати, ставили в угол на горох, кололи иголкой, если у ребенка отрывался номерок от одеяла. Был так называемый «день профилактики»: детей раздевали и спрашивали, откуда у них синяки, и еси кто-то отвечал, что это сделал воспитатель, наказывали всех.
– Брали ребенка, который не повиновался, он шел в туалет, мы выстраивались в очередь, и он брал испражнения детские из туалета и мазал всем лица. Я потом уже, когда был взрослый, я это до сих пор не могу понять, зачем это? Вот такой воспитательный процесс, – вспоминает Геннадий.
В детском доме в полуразрушенном Свято-Троицком Стефано-Махрищском монастыре действовала «дедовщина». Старшие заставляли младших драться, бегать по тонкому льду на другой берег пруда, смотреть на то, как один из воспитанников убивал собак и кошек, сдирал с них шкуру – кто отказывался смотреть и плакать, тех мазали кровью.
С 2011 года Геннадий Прохорычев стал первым уполномоченным по правам детей во Владимирской области. Он следил за судьбами своих одноклассников и составил свою личную статистику: около 80% выпускников детдома не состоялись в жизни – покончили с собой, спились, стали бездомными, бросили своих же детей.
Москва
Ольга Синяева с мужем, приемным сыном Игорем и тремя родными дочерьми
У москвички Ольги было двое своих детей, когда она решилась взять третьего ребенка из детского дома – мальчика Игоря. Ему было на тот момент три года, и Ольга думала, что он и не вспомнит, откуда он. Но с самого начала начались проблемы.
– Он рос в доме ребенка в городе Орле, который выглядел сногсшибательно, потому что в нем было все, что только может быть в самом лучшем учреждении: комната Монтессори, релаксация, сенсорные комнаты, психологи, дефектологи и различные специалисты. А ребенок был просто как деревянная кукла, Буратино, который практически ничего не понимал, не говорил и своеобразно очень общался. У него были истерики, он бился головой об стены и раскачивался, успокаивая себя таким образом на ночь, – вспоминает Ольга.
Женщина перечитала много литературы по детской психологии, прежде чем узнала, что Игорь страдает от последствий эмоциональной депривации – у него в раннем детстве не было эмоционального контакта со значимым взрослым. Окружение в детдома постоянно менялось, у него не выработалось привязанности из-за этого, мальчик мог уйти с любым встречным.
– Это лагеря, это детские гетто, которые существуют прямо рядом с нами. Самый ужас этой ситуации заключается в том, что люди не видят этих детей за забором, они не знают о том, что с ними происходит. Они живут своей жизнью, и думают – раз там дети накормлены, напоены, у них есть игрушки, значит, у них все хорошо. К сожалению, это не так, и это действительно напоминает концентрационные лагеря, ГУЛАГи. Дети там, конечно, очень страдают и это не столь очевидно с первого взгляда, – говорит Ольга.
В 2013 году Ольга Синяева сняла фильм о системе детских домов «Блеф, или с Новым годом!». В этом фильме она показала, что происходит в российских детдомах. В фильме приводится статистика, что почти половина воспитанников попадает в тюрьмы, лишь 10% адаптируется к нормальной жизни.
– Многие правозащитники называют нашу систему Россиротпром – Российской сиротской промышленностью. К сожалению, в нашем специфическом коррумпированном государстве из всего делаются деньги, в том числе из таких категорий, как дети-сироты. Это очень выгодно. Там очень удобно воровать, в интернатах. И дети никогда не спросят, почему мы живем так, а не иначе, – считает Ольга.
Источники:
http://snob.ru/go-to-comment/894275
http://changeonelife.ru/2018/01/15/zhestokij-detskij-dom-sovetskoe-proshloe-rossijskoe-nastoyashhee/
http://gubdaily.ru/blog/iz-zhizni/_18-on-dobryj-xoroshij-chelovek-no-on-nasiloval-detej-chto-proisxodit-v-rossijskix-detskix-domax/
